Куда смотрит госнаркоконтроль? Такой разнузданной пропаганды ганджубаса не мог позволить себе никакой Боб Марли. Всю дорогу два героя со вкусом отсыпают, набивают, раскуривают, затягиваются, кашляют, не забывают забычковать и колобродят с этого дела следующие полчаса, до очередного повторения занимательного кинопроцесса. Ближе к первой пятнадцатиминутке каннабис настолько плотными клубами окуривает всю съёмочную площадку, что даже те персонажи, которые вроде бы не курили, ведут себя ровно как под планом — продажные полицейские дунули, философствующие гангстеры пыхнули, тётенька школьный инспектор так и вовсе обкурилась.
Собственно на этом описание сего действа можно и завершить. Если традиционная для Джадда Апатова околосексуальная лирика построена на игре на понижение, то на этот раз сценарный изыск Сета Рогена делает крен в сторону склонности к завышению. Если подростки на тему межполовых взаимоотношений должны разговаривать в кадре как угодно, только не высоким штилем что твой Гамлет, иначе в чём юмор, то дилер и пыхарь, наоборот, должны начать придумывать ганже ласковые прозвища, называть друг друга «браатик» и лезть целоваться. Иначе, опять же, в чём юмор.
 | |  |
| | |
| ||
Лирика лирикой, но громогласный, мордатый и позитивный балбес Роген должен выстроить вокруг этого всего накуренного багалана какой-никакой сюжет. Да ещё чтобы мораль, иначе прощай рейтинг R, привет дайрект ту видео, при таком количестве травы на квадратный сантиметр экрана. Впрочем, мораль быстро нашлась у того же Боба Марли, все люди братья, даёшь легалайз и вива ля секретные военные исследования травы. Есть у них на западе такая тема. А вот с сюжетом как-то сразу не заладилось.
Существует такой сорт необязательных литературных конструкций, когда в финале герой падает с кровати и просыпается. При этом до этого, понятное дело, может твориться что угодно, отмазка подготовлена, я не я и лошадь не моя, приснится же такое. В таком же духе творятся дела и в «Ананасовом экспрессе». Стрельба, беготня, нога в ветровом стекле, даже один грандиозный взрыв, вроде бы Гай Р. с Квентином Т. обзавидуются, а вот не выходит никак каменный цветок. Авторы то вернутся к заветным диалогам-монологам (ищите оригинальную версию, у нас в кинотеатрах традиционно показывают совсем другое кино), то вдруг почувствуют, что всё ужасно затянуто, и бросаются в очередную авантюру.
| |  |
| | |
| ||
По сути, связывать разные сцены этого кино призван бедолага Ред со своими двадцатью пятью пулевыми ранениями и трагически погибшей кошкой. Сценаристы стоят рядом и подбадривают, ну же, придумай, куда бы нам намылиться дальше. Он придумывает, Сет Роген и Джеймс Франко намыливаются. И так до следующей итерации.
В итоге зритель в зале должен испытывать двоякие чувства. С одной стороны неплохо было бы дунуть, глядишь, шутки покажутся смешнее, а действо — быстрее, как в том анекдоте про наркумана, которого поставили охранять вольер с черепахами, а они как ломанутся. С другой, поскольку эра всеобщего братства и легалайза ещё не наступила, при просмотре возникает стойкое чувство трезвенника на корпоративной пьянке — все вокруг бухие и весёлые, но смысла и причины этого веселья тебе уже не понять, а от пьяных рож хочется банально побыстрее смыться.
| |  |
| | |
| ||
Если же начинать сравнивать несравнимое, то Сет Роген для отечественного зрителя связал во времени два фильма подряд, не имеющие помимо его имени между собой ничего общего. Кевин Смит в своих «Заке и Мири» шутит всё-таки не о порнобизнесе, а о нашей (да, и нашей тоже) жизни, а у зачем-то отошедшего от романтических драм Дэвида Гордона Грина самые живые персонажи в кадре — это мёртвая кошка и феноменальная Бабби по телефону. Потому что всё остальное так укурено, что горизонт событий напрочь теряется в окружающем кумаре.
Уж лучше бы, правда, они курили чего-нибудь потяжелее, и им всё это почудилось — и гангстеры, и триады, и полицейские, и ночёвка в лесу, и побег из курятника, и даже старина Ред растворился бы, живучий он наш, в сизом дыму под финальную диафрагму. А так — лучшей шуткой фильма остаётся косяк в виде распятья. Опиум для народа, да.
